|
"Меня ведь не рубли на гонку завели..." Владимир Высоцкий
1. Август девяносто первого
Август девяносто первого для меня был самым счастливым месяцем. В Севастополе подходили к концу съемки художественного фильма «Игра на миллионы». В титрах значилось: «По мотивам повести «В паутине смерти» Агатова». Режиссер Геннадий Байсак пригласил меня в Севастополь, задавал какие-то вопросы, знакомил с артистами. В лучшей гостинице города-героя знойным вечером мы пили горячую водку, говорили о фильме и строили планы на будущее…
18 августа всей компанией мы поехали на телестудию в Симферополь на запись передачи. В этот день я получил сигнальные экземпляры своей новой книги «Смерть рэкетирам!», демонстрировал ее актерам, телевизионщикам… Она вышла обычным по тем временам тиражом – сто тысяч экземпляров и реализована была в трех республиках за три недели…
Но книгу отправили в торговую сеть чуть позже, после путча. А 19-го утром по всем телепрограммам демонстрировали балет и заявления ГКЧП. В Крыму в заложниках оказался Михаил Горбачев на своей форосской даче, а я, чтобы не испытывать судьбу, первым же поездом отправился в Москву.
В вагоне было жарко и душно. Радио не работало. Мы выскакивали на станциях и вместо пирожков спрашивали о том, что передают…
На Курском вокзале меня встретили знакомые журналисты. Вместе с ними поехали в редакцию газеты «Голос». Там уже шло собрание. Люди выступали против гкчпистов, а внизу у подъезда стояли танки… Редактор поставил вопрос на голосование. Лес рук – против!
Страх на лицах, неуверенность в завтрашнем дне… Но они уже познали свободу и возвращаться в прошлое не желали. После собрания ко мне подошел человек, представившийся председателем Союза журналистов России.
– Вы с нами или…? – задал он вопрос.
В тот момент у меня другого выбора не было. Я боялся прошлого… Обкомы, горкомы, тотальная слежка… Да и за книгу «Смерть рэкетирам!», оскверняющую партию и ее преданные кадры, можно было получить сполна…
Вечером пришел к Белому дому. Мы держали друг друга за руки, пили кофе, пели песни и ждали штурма… Мы думали, что сможем защитить новую власть на этой хлипкой баррикаде… А в девять утра вместе с английскими журналистами я вошел в Белый дом и пробыл там до тех пор, пока не были арестованы гекачэписты… А еще 21 августа из приемной Председателя Верховного Совета России я позвонил в Крым и поздравил жену с очередной годовщиной свадьбы и НАШЕЙ ПОБЕДОЙ!
А когда вернулся домой, мой давний знакомый Анатолий Лось рассказал, как после провала путча он на выходе из симферопольского Белого дома обыскивал первого секретаря обкома партии Леонида Грача…
Но вот прошло десять лет. Леонид Грач занимает свой прежний кабинет на шестом этаже Белого дома, а Анатолий Лось вновь в оппозиции… среди митингующих стариков и старух.
Как же так получилось, что победив в девяносто первом – мы ПРОИГРАЛИ!? Там, на баррикадах, мы стояли рука об руку с москвичами, новосибирцами, минчанами. Среди защитников Белого дома были крепкие парни из Львова и Приднестровья, Литвы и Латвии…Оправдывая поражение, своим детям мы говорим, что подонки воспользовались нашей победой! Развалили Союз, разворовали и уничтожили великую страну. У тех, кто защищал Белый дом, теперь разные паспорта, разные президенты, и лишь только горе и беда остались общими.
«Проигравшие победители!» – странно звучит эта фраза, но она вспоминается мне всегда, когда на экранах Российского телевидения и «Интера» показывают «мой фильм». Кинокомедия «Игра на миллионы» меня уже не смешит… Навсегда этот фильм для меня связан с августом девяносто первого…
«А слабо написать про нас, про журналистов?»
Странная штука все-таки жизнь. В девяносто первом я бы ни за что не поверил, что когда-нибудь стану профессиональным журналистом и буду работать корреспондентом «Коммерсанта» – самой информированной и уважаемой российской газеты.
Через три года после путча мне удалось выпустить очередную книгу о наркомафии. Ее героями были сотрудники милиции, врачи-наркологи, психиатры и обитатели «сумасшедших домов».
Первыми читателями нового детектива стали мои давние знакомые журналисты из Москвы: Кирилл Нестеров и Владимир Додонов. Фотокорреспондент «Коммерсанта» Володя после третьей рюмки неожиданно спросил: «А слабо написать про нас, про журналистов!?»
– Я пишу только о том, что испытал сам и хорошо знаю, а работа журналиста мне неведома, – отмахнулся я от его идеи, – наркоманов я изучал, работая в наркологическом кабинете, проблемы кооператоров и их вечных спутников рэкетиров мне тоже хорошо известны. (В то время я был председателем республиканского отделения Всесоюзного общества спасения детей от наркотиков, в котором трудилось около трехсот человек).
– А ты смени профессию, – не отставал Додонов, – стань на время журналистом. Для писателя – это клад.
Летний разговор на кухне вскоре забылся. Я воспринимал его как пьяную болтовню, да и какой из меня журналист? Одно дело придумать леденящий душу детектив, вывести на чистую воду злого убийцу и совсем другое – каждый день писать заметки в газету о надоях, передовиках и просто хороших людях.
В декабре девяносто четвертого мне позвонили из Москвы и предложили поработать в «Коммерсанте».
– Вас рекомендовал Владимир Додонов, – сказал далекий собеседник.
– Но я никогда не работал в газете, у меня нет журналистского образования…
– В «Коммерсанте» выпускников журфака можно пересчитать по пальцам. У нас другие критерии к подбору сотрудников. Вы пишете детективы, знакомы с работой милиции… А в Крыму чуть ли не каждый день убивают предпринимателей и чиновников. Пишите о разборках, коррупции, милиции, прокурорах…
Свою первую заметку в Москву я передавал по телефону минут сорок. Размером она была с хорошую главу для книги. Часа через два мне позвонил редактор отдела и стал объяснять, как нужно писать для «Коммерсанта». Наша беседа длилась около часа, а из моего многостраничного «романа» в газете оставили всего сорок строк.
– Главное, запомните на всю жизнь, – наставлял редактор, – для «Коммерсанта» нет запретных тем и неприкасаемых личностей. Девиз нашей газеты: «Мочить всех!» Второе правило – информацию старайтесь проверять у «первых лиц».
Однако следующая заметка моя полетела в корзину. Я написал о суде над убийцей, которого приговорили к расстрелу. Описал подробно, как было совершено преступление, страдания потерпевших, приговор…
– В вашей заметке есть существенный недостаток, – пояснил мне редактор, – вы не написали, как к приговору отнесся подсудимый. Согласен он с расстрелом или, может, чем-то недоволен?
– Кто же будет доволен расстрелом?! – возмутился я. Мне показалось, что редактор просто шутит.
– Подсудимый Вам сам об этом сказал?
– Нет.
– Может, это сделал его адвокат, мать, отец? – продолжал расспросы редактор.
– Я с ним не говорил, потому что и так все понятно.
– А Вам кто давал право лишать человека последнего слова? Даже если он убийца, маньяк, сумасшедший, – он имеет право высказать свою точку зрения на произошедшее событие. А уж читатель сам решит, кто прав: подсудимый или прокурор.
Этот урок мне запомнился на всю жизнь. О чем бы ни писал, даже беседуя в камере смертников с людоедом, я старался как можно точнее передать точку зрения осужденного.
Этот принцип, возможно, и спас меня от ошибок при проведении журналистских расследований. И еще одно правило: корреспонденты «Коммерсанта» не пишут «заказных» статей. Те же, кто пытается использовать газету для своих личных целей, работают там недолго.
Столь пространное вступление я сделал для того, чтобы читатель смог понять принцип работы журналиста-непрофессионала. Еще одна деталь: когда я начинал работать в газете, в моем блокноте было записано всего несколько телефонов. В основном это были сотрудники пресс-служб, которые распространяли среди журналистов официальную информацию.
Потом появились знакомые в прокуратуре. Следователи видели во мне не журналиста, а писателя и весьма охотно рассказывали о том, как раскрывали преступления, кто им помогал, кто мешал. Со временем эти истории превращались в главы криминальных романов…
Первое серьезное испытание мне было уготовано уже через несколько месяцев с начала журналисткой карьеры и называлось оно «Власть постсоветская, или «Асса-2».
Эта публикация в «Коммерсанте» тогда наделала много шума, и упомянутые в статье господа весьма настойчиво пытались вычислить автора, который скрывался под псевдонимом «Отдел политики».
Сегодня я расскажу, как готовился к печати материал, и попытаюсь расставить точки над i в той давней истории, которая проливает свет и на нынешние события в Крыму.
Звонок из отдела политики «Коммерсанта» оторвал меня от подготовки заметки об очередной кровавой разборке.
– Есть срочное задание, – произнес редактор торжественно и веско, – к нам привезли из Крыма очень серьезные документы. Надо проверить факты, встретиться с теми, о ком упоминает автор. Добыть доказательства по каждому эпизоду.
Я включил на запись магнитофон (факсом мы не пользовались из-за того, что этот вид связи для общения с Москвой оказался почему-то ненадежным. Я до сих пор подозреваю, что «технические неполадки» создавали украинские спецслужбы, которым не нравилась моя позиция в освещении событий на Украине и в Крыму).
То, что мне зачитал по телефону редактор, больше походило на аналитическую справку, подготовленную сотрудниками то ли разведки, то ли милиции. Написана она была на строго бюрократическом языке, а обвинения выдвигались весьма известным крымчанам.
От меня требовали за сутки переговорить с фигурантами этой «справки», среди которых были: начальник службы безопасности Крыма Станислав Ивахненко, вице-премьер Андрей Сенченко, руководитель общественно-опасной группировки (ООГ) «Сэйлем» Сергей Воронков, депутат Верховного Совета Крыма Владимир Шевьев и еще с десяток подобных личностей, многие из которых за интерес к своей персоне могли расплатиться с любопытным журналистом весьма щедро – несколькими граммами свинца.
Я не буду сейчас рассказывать, как мне пришлось проверять изложенные факты и с кем встречаться, но эти сутки для меня были, пожалуй, самыми насыщенными в жизни. Как правило, диалог начинался с фразы: «Тебе что, жить надоело?» Потом авторитетный господин, узнав, что материал уже в Москве и моя роль заключается лишь в проверке фактов, пояснял тем же тоном, что тот «козел, который наклепал телегу в Москву, долго не проживет», а мне как человеку разумному следует передать в редакцию, что «Сэйлем» никакая не оргпреступная группировка, а самая обычная предпринимательская структура, а Владимир Ильич Шевьев – сегодняшний Ленин в Крыму.
Я внимательно выслушивал собеседников, делал пометки в блокноте и старался без нужды не спорить с «крутым» местным экспертом, так как мне еще предстояло покинуть его офис, охраняемый молодыми людьми с маловыразительными физиономиями.
Спасало меня от принятия немедленных мер воздействия и то, что о предстоящих визитах к очередному «крутому» господину я информировал редактора оперативного отдела «Коммерсанта», а по возвращении домой сообщал, что беседа с представителем криминального мира закончилась без эксцессов.
Ровно через сутки передал в Москву комментарии и уточнения, занявшие пять страниц машинописного текста. «Ментовская справка», как мы ее называли, обрела некое подобие аналитической статьи, актуальность которой сохранилась и сегодня, так как кое-кто из «героев» середины девяностых годов претендует на чиновничьи кресла и депутатские мандаты в третьем тысячелетии. Я полагаю, что избирателям будет полезно ознакомиться с недалеким прошлым этих людей. Тем более что после выхода в свет статьи в «Коммерсанте» прошло шесть лет, и никто из фигурантов не рискнул оспорить изложенные факты.
|
