Почти четыре десятилетия, практически половину жизни отдал «Евпаторийской здравнице» ее легендарный экс-редактор, заслуженный журналист АРК Илья Мельников.
«По закону сохранения энергии тепло человеческой души не исчезает в никуда. Оно преобразуется в любовь и доброту, которые помогают существовать всем нам». «Уметь любить - значит уметь жить для другого». «Западная культура - это культура логики и разума, культура российская - культура сердца». «Бог испытывает тех, кого любит». «Кому больше дано, с того больше и спросится». Бывает так: шагая вверх по подобным ступеням познания, самостоятельно открывая и осмысливая простоту вечных истин, мы однажды вдруг оглядываемся вокруг и с радостным изумлением обнаруживаем рядом давно и хорошо знакомых незнакомцев - людей, уже достигших (вопреки превратностям судьбы или благодаря им?) безуспешно искомого многими единства личностной Гармонии. ...Почти первыми и самыми главными словами маленького смышленого довоенного мальчишки были: «Я сам!» Семья, в которой было два сына, жила в Луцке - на границе, у самого Буга. С первыми взорвавшими тишину летней ночи орудийными залпами и взрывами бомб отец, работник НКВД, понял, что началась война, но, спешно собираясь по вызову вестового, успокоил жену: «Не волнуйся, похоже, это маневры. Вас вывезут из города, думаю, на три дня». Что взяли с собой на эти три дня, с тем и уехали - на всю войну. На товарняках, на перекладных, как придется, стремилась молодая женщина увезти своих пацанов поглубже в тыл, упорно добиралась через полыхающую огромную страну к родителям на Кавказ. А в сорок втором году, сразу после рождения третьего сына, пришла «похоронка». Так восьмилетний Илья оказался старшим мужчиной в семье.
Да, вместе с миллионами соотечественников пухли от голода. Да, от неминуемой смерти спас слегшую уже учительницу русского языка и ее сыновей случайно зашедший в дом председатель колхоза - до сих пор помнит Илья Борисович Мельников вкус тех, срочно принесенных молока и хлеба... Но что может истощить силы женщины, если черпает она их из любви и сердечного тепла? Выйдя уже после войны снова замуж за человека, у которого было своих четверо детей, Ольга Федоровна всех подняла на ноги, всех постаралась вывести в люди. А главное - сумела научить чему-то важному, более нужному...
Вот письмо, написанное многогранно и всесторонне образованным человеком Николаем Борисовичем: «Мой старший брат Илья был удивительным сыном. Мама говорила, что за всю жизнь он не доставил ей ни одной неприятной минуты. Он всегда был лучшим учеником школы и окончил ее с золотой медалью, помощником в доме - на нем держалось все хозяйство. Мне он заменил погибшего на фронте отца.
Помню такой случай. Мы жили на берегу Сиваша в деревне Хейрус. Я был совсем маленьким, мне было всего пять лет, а Илюше - тринадцать. Его направили в пионерский лагерь, который находился в 50 километрах от нашей деревни, в селе Аблеш. Я очень скучал по старшему брату, с нетерпением ждал, когда же он приедет. Перед его возвращением из лагеря на протяжении нескольких дней я выходил на дорогу и с раннего утра, с рассвета до самого заката солнца ждал Илью. И вот, наконец, вижу - он идет. У него на плече палка, а на ней узелок. Это было большое счастье: брат дома! А в узелке оказались яблоки, которые я тогда впервые в своей жизни увидел. В лагере детям иногда давали яблоки, а Илья их не ел, собирал и привез домой в качестве подарка. Сегодня этим никого не удивишь, а в то время в Крыму был голод.
После школы Илья поступил в летное училище, которое готовило штурманов морской авиации. Во время учебы в училище всю свою стипендию брат присылал маме. Это помогало нам выжить. Он всегда был трогательно заботливым. Можно много привести примеров, когда Илюша, сам еще будучи ребенком, экономил на себе, заботясь о нас. Я всегда гордился своим братом. Он для меня на всю жизнь стал символом порядочности, истинной интеллигентности, необыкновенной работоспособности, энциклопедичности. И сегодня, когда со мной советуются многие люди, опираясь на мой жизненный опыт, я сам часто испытываю потребность в бесценной консультации Ильи. Может показаться невероятным, но ни разу не было случая, чтобы я не получил от него исчерпывающего ответа на мой вопрос, каким бы сложным он ни был.
В день юбилея я хочу пожелать моему дорогому брату еще долгих и счастливых лет жизни. Ты мне всегда нужен, Илья, я тебя очень люблю!»
Все-таки верно это: мы значим на земле лишь то, что скажут о нас другие... Правда, иногда мнения парадоксальностью своей заставляют крепко призадумываться. Как, к примеру, назвать «человеком нереализованных возможностей» того, кто много лет откровенно счастлив в призвании?
По стопам отца Илья хотел стать военным, но был вынужден уйти с последнего курса летного училища - обнаружились неполадки в вестибулярном аппарате. Можно представить, какой это был бы блестящий офицер - вдохновенный, романтичный, с кодексом чести в крови... Однако порой Всевышний позволяет себе вмешиваться в людской выбор. Ведь не по годам ответственный пятиклассник во времена нехватки педагогов спокойно заменял маму в школе, частенько самостоятельно проводил все уроки у малышей. Ведь в шестом классе появились первые публикации юного корреспондента в прессе, и не просто заметки - целые фельетоны в стихах! Была газета и в летном училище - настоящая, печатавшаяся в типографии многотиражка - курсантам весьма нравился созданный однокурсником сатирический раздел. Так что, когда с армией не получилось, житейские дороги неумолимо привели Илью Мельникова в МГУ - на факультет журналистики.
Университет, доныне считающийся кузницей лучших кадров отечественных СМИ, без особых усилий и с красным дипломом был окончен в 1963 году. С интересом и досконально постигать новое этот основательный человек не устает никогда. Не стоило бы, возможно, вспоминать случай, когда не под лучшее настроение преподаватель свысока бросил заочникам: «Все правила русской стилистики даже я на «пятерку» не знаю!», и влюбленный в родной язык студент просидел много ночей напролет, составляя комментарий в стихах (!) к каждому (!) из правил. Но история эта принципиально характерна: не сиюминутной самоцелью очередного «отлично» - укоренившимся отвращением к несправедливости.
Не довелось развить успех легко и уверенно сданного кандидатского минимума: время на науку пришлось бы отрывать от семьи, а два подрастающих сына нуждались во внимании. Лишь изредка в быту возникает возможность воспользоваться хорошим знанием немецкого языка. Потенциального замечательного писателя-сатирика ассимилировала журналистика. Газета стала главной любовью жизни Ильи Мельникова.
С его изящным, легким, скупым на слова, но щедрым на мысли пером знакомы многие региональные издания Крыма. 45 лет назад из «Крымского комсомольца» он пришел заместителем редактора в «Евпаторийку», которой в этом году тоже исполнилось сорок пять...
Бытует расхожее мнение, согласно которому высококлассно выполнять корреспондентские, а тем паче - редакторские обязанности якобы способен научиться любой мало-мальски грамотный человек, ловко складывающий буквы в предложения. Однако практика неизменно доказывает: профессия эта - и искусство, и ремесло, и наука - многогранный алмаз творчества. Ведь кем только ни приходится в идеале становиться редактору! Он - техник-полиграфист, должностью обреченный виртуозно, лучше всех подчиненных вместе взятых владеть тонкостями производства и оформления газеты, знать все нюансы ее макетирования, верстки, печати. Он - руководитель-администратор, на плечах которого - ежедневная ответственность за порой весьма непростой коллектив, ежеминутная необходимость корректно и негромко решать проблемы сотрудников и посетителей.
Редактор «вынужден» быть безупречным литератором-стилистом и «живым справочным бюро», все происходящее вокруг знать, помнить, учитывать до точки скрупулезно. Он обязательно - чуткий воспитатель, умеющий не только заметить, но и бережно вырастить-выпестовать талант. И при этом никакие политические, экономические, житейские коллизии не избавили еще СМИ от хлопотных функций и полномочий «четвертой власти», а к власти категорически противопоказано допускать горлопанов, популистов, самодуров, которые опаснее тиранов. И при этом вряд ли когда сойдет на нет роль прессы в формировании идеологии, морали, нравственных устоев общества, а значит - газета неизменно должна оставаться читателю другом - авторитетным, надежным, интересным в общении.
Стоит ли повторять, что лицо издания - всегда в первую очередь личность его редактора? Стоит ли говорить, что специалисты, в профессионализме которых органично, естественно сливаются в единое целое столь самостоятельные ипостаси, как журналист, литератор, редактор, - «товар» на рынке труда штучный, редкий, эксклюзивный?..
Красноречивое доказательство тому - еще письма, что бережно хранятся в домашних архивах.
«21 марта 1978 года. Прочел с большим интересом твои стихи, порадовался тому, что так многое интересует тебя, что сознанием, сердцем ты понимаешь все доброе и светлое в жизни, тянешься к нему. Именно с этого ведь начинается настоящий человек. Что касается стихов, они у тебя, конечно же, еще незрелые, можно сказать, юные, как и ты сама. Хочу дать тебе такой совет: не старайся писать много, и о том, и об этом. Главное - найти свой образ, высказать ярко и взволнованно свою мысль. Для этого надо очень упорно шлифовать каждую строчку, вычеркивать безжалостно холодные слова, общие выражения. Ты только-только вступаешь на трудный тернистый путь творчества. Помни, все твои удачи - впереди, за долгими годами учения, познания жизни, секретов поэтического мастерства. Не надо часами, изо дня в день, просиживать над стихами - они сами пусть приходят к тебе, властно требуя, чтобы ты записала их на бумагу. Помнишь, как у Пушкина: «Пальцы просятся к перу, перо - к бумаге. Секунда - и стихи свободно потекут...» То есть писать надо лишь тогда, когда что-то сильно взволнует, затронет тебя. Верю, что год от года будет крепнуть твой поэтический голос. С дружеским приветом - зам. редактора И. Б. Мельников».
«9 марта 1979 года. Извини, что отвечаю не сразу, - до стихов все не доходит очередь в нашей ежедневной газетной круговерти. Ну, что я скажу тебе о новых твоих стихах, - они написаны более твердой и уверенной рукой. Это радует. Значит, твоя тяга к поэзии совсем не случайна и кроме желания у тебя есть неплохие способности. Хорошо, что пробуешь себя в прозе. Но тут надо помнить, что для писателя основа основ - жизненный опыт, глубокое знание того, о чем пишешь. Иначе грозят штампы и литературщина. Словом, дерзай и пробуй! Успехов тебе! Зам. редактора И.Б. Мельников».
«22 мая 1979 года. Одно из новых твоих стихотворений - действительно слабовато, как ты и сама чувствуешь. А суть дела в том, что стихотворение кажется несколько надуманным, прямолинейным. Поэзия не терпит командного, приказного тона. Так же, как и прямого повторения тем, которые кто-то уже разработал до тебя - и лучше. Избегай этого! Главное, помни: прежде всего - побольше читать, размышлять над прочитанным. А успехи в творчестве - обязательно придут. Именно этого тебе и желаю. И. Б. Мельников».
Фамилии адресатов - не важны, ибо не счесть открытых и бережно взлелеянных настоящим Редактором имен. Истину понимания сути Поэзии можно предварить любым обращением.
Нынче осознаю: мне повезло больше других «птенцов» Ильи Мельникова. Ведь ровно 10 лет спустя после такой же - оживленной, на равных! - переписки взрослого с подростком редактор «ЕЗ» стал моим самым главным наставником еще на одной стезе - журналистской. Время от времени я так же робко приносила ему «на ковер» новые стихи. И уже сама, «за ручку», приводила тех, кого не постеснялась бы назвать поэтом. До сих пор перед глазами стоит сцена. Вот Илья Борисович внимательно вчитывается в убористые (без лупы не разглядишь!) строчки Олега Иванова, затем отрывает от странички взгляд, полный изумления и восторга: «Таня, где он?!» И, не дослушав гордый сарказм «первооткрывательницы»: «На крыльце трясется, как осиновый лист...», устремляется к выходу из кабинета: немолодой уже, отягощенный сонмом забот человек - навстречу пятнадцатилетнему юноше.
...А КАК ПРЕКРАСНА была воля «Вольницы» - новаторского эксперимента, предпринятого шестью молодыми авторами (Николаем Столицыным, Олегом Ивановым, Станиславом Греком, Виталием Нарышкиным, Дмитрием Твердым, Юрием Крюковским) и всецело поддержанного редактором «Евпаторийки», бесстрашно защищавшим необычную поэму от преисполненных зависти наветов: «Да я таких «вольниц» за полчаса три штуки напишу!..» Как вкусна была «разрешенная» Ильей Борисовичем молодежная литстраничка «Зазеркалье», куда радостно устремились все не приемлющие косности официального ЛИТО, где «случились» первые публикации стихов Яны Грошевой, поэтической прозы Наташи Уваровой... Как не мыслил иного, нежели Мельников, рецензента на первые свои сборнички ваш, дорогие читатели, корреспондент...
Зная Илью Борисовича, сколько помню себя, я, к собственному стыду, только недавно осознала его личностную суть: «Лишь талант распознает свое отражение в зеркалах незнакомых растерянных глаз...»
Правом доброжелательно, строго, неравнодушно - созидающе! - судить, казнить или миловать чужие робкие попытки прикосновения к поэзии Господь наградил лишь истинных ее Мастеров. Сколько их, питомцев-учеников, высшая похвала для которых: «Ты все делаешь так, как Илья Борисович!»... Десятки стали такими же «правильными» - скромными, искренними и честными, беззаветно преданными профессии - газетчиками. Единицы - поэтами.
ОСНОВНЫЕ черты своего редактора творческое звено «Евпаторийской здравницы» формулировало практически не задумываясь: «Человечность и деликатность. Он никогда ни над кем не довлеет, предоставляя каждому право быть самим собой. И в то же время за спиной всегда чувствуется стена, всегда знаешь, что тебя чутко охраняют от ошибок любого плана. А это очень важно - идти по жизни с надежной страховкой».
Не в таких ли взаимоотношениях причины прежних созидательных побед газеты, многие годы уверенно державшейся в десятке самых высокотиражных городских изданий, являвшейся лауреатом Международного рейтинга популярности и качества «Золотая фортуна» за 2000 год, пользовавшейся неизменным уважением преданных читателей? Не в них ли истоки вдохновения корреспондентов «Евпаторийки», которые неоднократно становились призерами республиканского творческого конкурса журналистов «Серебряное перо» и ежемесячного крымского рейтинга журналистских работ «Тотум-медиа»? «Да что же это за народ у нас в редакции? В каком бы соревновании ни приняли участие - обязательно вырвутся в призеры!» - шутливо сокрушался иногда редактор Мельников.
...ТАК БЫЛО: закончился еще один обычный день работы в жестком ритме стрессов-нервов: что бы ни случилось - очередной номер «Евпаторийской здравницы» должен выйти вовремя. Очередная пачка авторских оригиналов бережно уложена в портфель (так мама несла домой вечные школьные тетрадки). Вечером можно будет еще почитать-поправить - дорогого стоит реноме не только информационно насыщенной, душевной, но и предельно грамотной газеты. Хорошо, что можно позволить себе некоторую отрешенность от суеты сует быта. Хорошо, что рядом - человек, на которого можно «в здравии и болезни, радости и печали» безоглядно положиться во всем: «Храни меня, мой талисман...»
А «талисман» - жена Светлана Вячеславовна. Она немногословна от избытка эмоций и чувств: «Мы вместе уже тридцать лет. И я, наверное, каждой женщине бы пожелала таких взаимопонимания, внимания, чуткости, какие познала сама. Особенно, когда было очень трудно, когда втроем жили в однокомнатной квартире, умирала на наших руках Илюшина мама... Чем мог - что-то сочинить, написать для выступлений моих воспитанников - он стремился помочь. «Мяу-мяу! Как я рада быть любимицей отряда!» - это они с Касей-Кассиопеей, кошкой нашей, вместе придумали... Детвора была в восторге!
Был момент, когда мой сын поступал в военное училище и, заполняя документы, сделал (при живом-то родном отце!) прочерк в графе «отец», написав: «Отчим - Мельников Илья Борисович...» Как еще можно охарактеризовать отношения самых дорогих мне мужчин?
Основная черта мужа в общении с людьми посторонними, на мой взгляд, - терпимость и вежливость даже в ответ на хамство. Но это ни в коем случае не значит, что он безропотно позволяет себя обидеть! Умеет двумя-тремя абсолютно печатными словами поставить нахала на место. А еще... Не все могут прощать. Он - умеет.
Я его старалась и стараюсь беречь. То же самое делает и он. Такие стихи, какие он мне посвящает, такие слова, какие он мне говорит... Я счастлива, что мы - вместе».
А НЕДАВНО «поэтическая библиотека» Евпатории пополнилась еще одной книгой: увидел свет томик стихов человека, который стоял у истоков десятков чужих томов, ненавязчиво, скромно способствовал их рождению. И непревзойденный пока редактор «Евпаторийки» предстал перед земляками в совершенно новой для многих из них, лирически-тонкой ипостаси своей души: «Кто знает, что пишу стихи я?..»
Знала ли я, что буквально боготворимый мною начальник сам пишет стихи? Скажем - смутно догадывалась. Однажды поразилась строкам:
Другому назначала ты свиданья...
Так что же было? Чем полна душа?
Теснятся онемевшие признанья,
Привычное и мелкое круша.
Я в памяти ревниво сберегаю
Все, что теперь ушло в небытие.
И рыцарем скупым перебираю
Богатство величайшее свое.
Неужто лишь прощания, не боле,
Назначены отчаянной судьбой?
Шепчу слова признания и боли
На тысячном свидании с тобой...
Однако считала безвозвратно утраченными многие тетрадки и листочки тончайшей лирики.
Испытала потрясающее чувство «Мы с тобой одной крови - ты и я!», когда впервые увидела строфы Ильи Борисовича в книге Валентина Васильевича Петунова «Евпатория - любовь моя», когда однажды, на конкурсе музыкальных произведений о Евпатории, услышала его песню, созданную вместе с композитором Георгием Буляковым. Это были едва ли не лучшие строки, написанные о Евпаторийском десанте: «...И поныне десант рвется в бой с пьедестала. Он не знает, что мир был спасен от огня». Это было свежо и небанально: «Назначайте в Евпатории свидания - нет на свете романтичней городка! Даже если суждены вам расставания - то разлука ваша будет коротка...» Поэтому рада, что обстоятельства приговорили меня к высшей мере. Высшей мере ответственности ученика: необходимости сказать о творчестве учителя.
ПОТАЙНАЯ дверца в сердце Ильи Мельникова начала приоткрываться еще в его автобиографической книжке «О родных, о времени, о друзьях». Оказывается, 12 лет было маленькому, полуголодному в труднейшем 1946 году пионеру, когда дебютировал он в стихосложении:
Первый день сентябрьский нам
сердца волнует.
В этот день учиться с радостью
идем.
Как в реку иль в море, в жизнь
войдем большую.
Многое узнаем, многое поймем.
Оказывается, молодой человек не просто писал стихи - он дышал ими в юности:
Я в памяти ревниво сберегаю
Тот навсегда заветный кинозал,
Где в первый раз, смущением
пылая,
Вдруг за руку тебя несмело взял.
Боялся - отодвинешься в испуге,
Обидишь строгим шепотом:
«Не тронь...»
Ты ж стиснула пожатьем
крепким друга
Мою вдруг осмелевшую ладонь...
Оказывается, в душе будущего военного летчика изначально жила бережная нежность ко всему живому:
...Плывут дорог белесых паутины,
Все в «узелках» проселков,
деревень.
А я сквозь стекла чистые кабины
Посматриваю в мирный
летний день.
Внизу - свои, у нас - свои порядки,
Вчера - как завтра, завтра
- как вчера:
«Есть боевой!» Рука
- на рукоятки,
Другая - на щиток, на тумблера.
Цель в перекрестье
наглухо застряла.
Теперь держись, коварный паучок!
Мелькнул из люка черный
сноп металла -
То смерть и ярость
вырвались из чёк.
Накрыта цель... Густые космы
дыма
Молоденький лесок заволокли.
Я так боюсь послать
фугасы мимо,
В клочок прохладой
обжитой земли.
Июньским днем - деревьев
юных кроны,
И зимним - ветви в инее-снегу,
Ни мой и ни чужой фугас
не тронет.
Живите, клены! Я поберегу!..
И вот она - правда. Застенчивое признание автора, прежде всего, самому себе: «И говорит душа стихами...».
Небольшая книжечка эта, увлеченно, с любовью оформленная Константином Краснопольским, качественно изданная умельцами Евпаторийской городской типографии, состоит из нескольких разделов, которые лучше автора охарактеризовать невозможно.
Раздел первый - «Я вам признаюсь искренне: всегда дружил с Поэзией, вернее, со стихами. Вот и теперь, как в давние года, негаданно они приходят сами» - позволяет проследить, как складывалась поэтическая манера, как оттачивались врожденные вкус к слову и чувство меры, простота, без «зауми» и цветистых словесных излишеств. Романтичность девятнадцатилетия - в стихотворении «Вид на горы из Щебетовки». Эпичность, повествовательность, журналистское начало - в почти балладе «Лейтенант оставляет взвод». Светлая печаль - в «Маминой вишне», переводе с украинского, сделанном по мотивам собственной судьбы. Мудрость - в «Диалектике жизни» и в понимании: «Сердце наше - словно светлый дом, который все мы с детства строим сами».
Раздел второй «Тот прав, кто говорит, что песня хороша, когда в соавторах - и сердце, и душа» - это полтора десятка замечательных песен о Евпатории, которая пленила навсегда, о памяти войны, о прекрасных Питере и Москве. Есть даже песня эмигранта - наверное, попытка постичь логику тех, кто оставляет Родину. Техника стиха - высока. Звукопись - перестук колес поезда - безупречна.
Раздел третий «Здесь многие из тех, кто дорог для меня, кто в памяти моей останется навечно. По крови, по душе они моя родня, и я за это им признателен сердечно» - это то, без чего Илья Борисович не был бы самим собой. Это - объяснения в любви. Посвящения коллегам, близким, друзьям, любимым учителям. Называть лишь некоторых - значит, обидеть неназванных. Особый мотив - стихи, навеянные любимой женщиной.
Четвертый раздел «Для взрослых - поздравления, для юных - развлечения» - шуточные «нетленки»-поздравленки. Очаровательные загадки для самых маленьких. И ненавязчивое откровение: что приемлет умный, яркий человек в жизни и что ему претит.
Символично название пятого раздела - «Что сделано с душой, имеет смысл большой: навеют и костюмы о дружбе наций думы!», фрагментов стихотворного сценария вечера «Костюмы народов Крыма», проходившего когда-то в Российском санаторно-реабилитационном центре. А уж шестой раздел, «Друзья! Для веселой минутки дарю вам Ильинские шутки», вообще, наверное, станет открытием для читающей Евпатории. Ибо таким - хулиганом, юмористом, веселым циником - Илью Борисовича знают лишь коллеги. А ведь он любит остро-соленое словцо, не прочь иногда порезвиться:
Ни паровоз, ни тепловозДо коммунизма не довез...
- В чем дело, мать твою ити?
- Покрали топливо в пути!
Обычно в подростковом возрасте стихи пишут под влиянием самых сокровенных чувств. Как ни странно, мои первые юношеские опыты были связаны с романтикой труда, военной службы. Конечно, потом озарила сердце и душу аура нахлынувших лирических переживаний, таких окрыляющих и благотворных. Активно писал я стихи, будучи курсантом Николаевского военно-морского авиационного училища, где меня ставили рядом с его выпускниками прежних лет - известными поэтами Николаем Криванчиковым, Игорем Неверовым. Но получилось так, что самым главным делом моей жизни стала журналистика. Причем я никогда не стремился выбиться в число популярных «акул пера», потому что помнил: для редактора важнее всего - ощущать пульс времени и, отвечая на запросы читателей, добиваться разноплановости, правдивости публикаций. Конечно же, здесь помогала прежде всего по-настоящему творческая обстановка в коллективе, профессиональная учеба сотрудников. В «Евпаторийской здравнице» я посвятил достижению этих целей без малого сорок лет. Что и считал своим главным делом. Ну, а стихи, как и песни, по-прежнему пишутся и от души, и для души»...
При этом недостижимо высока и категорична планка требовательности Ильи Мельникова к самому себе: «Поэтом себя не считаю!».
Течет дальше жизнь - история любви, проверенная временем на чистоту...
Татьяна ДУГИЛЬ
"ЕЗ" №5,6 от 27 -29 января 2016 года
| Комментарии |
|